Былина вторая, о том, как Илья бился со своим сыном Сокольником.
На славной Заставе на Непровской стояли двенадцать богатырей святорусских. Мимо той Заставы пехотой никто не прохаживал, на добром коне никто не проезживал, птица чёрный ворон там не пролётывал, да и серый зверь там не прорыскивал.
Через ту Заставу Непровскую проезжал удалой добрый молодец. Конь под ним, как большая гора, из-под копыт он камни вымётывает, изо рта пламя пышет, из нозрей кудряв дым валит. Едет молодец на коне, тешится: кидает он палицу под облака, левой ручкой её подхватывает.
Проезжал молодец прямой дорожкой к Киеву, с богатырями не здоровался, не называл имени-отчества, проезжал молодец с насмешкою. Говорил тут богатырям Илья Муромец:
— Ай же вы, братья мои крестовые! Ай же вы, богатыри святорусские! Ай, славная дружинушка храбрая! Проехал мимо Заставы невежа-богатырь. Кому ехать из нас в раздолье чисто поле поотведать силушки молодецкой?
Говорил Алёша Попович:
— Поеду я в раздолье чисто поле, посмотрю невежу-богатыря, отведаю силы молодецкой.
Садился Алёша на добра коня, выезжал в широко чисто поле, посмотрел на невежу-богатыря из-за сыра дуба, да не посмел к тому богатырю подъехать, не посмел силушки его отведать. Вернулся на Заставу, говорит:
— Ай же вы, славные богатыри святорусские! Хоть и был я в раздолье чистом поле, да не посмел я силушки молодецкой отведать.
Говорит тут молодой Добрыня Никитич:
— Я поеду в раздолье чисто поле, посмотрю на невежу-богатыря.
Поехал Добрыня в чисто поле, наехал на невежу-богатыря, да не посмел к нему подъехать, воротился на Заставу богатырскую. Говорит Добрыня:
— Ездит невежа по чисту полю, тешится: подкидывает палицу свинцовую под облака, левой ручкой её подхватывает. Говорит невежа таковы слова: «Поеду я до стольного города Киева. Если не даст мне Владимир супротивника, не найдёт сильного могучего богатыря, разорю-ка я славный стольный Киев-град. Мужичков-то я всех повырублю, Божьи церкви все на дым пущу, самому Владимиру срублю буйну голову, вместе с княгиней Апраксией».
Говорит тогда Илья Муромец:
— Ай же вы, дружинушка храбрая! Мне в бою смерть-то не писана. Поеду я посмотрю невежу-богатыря, отведаю силушки его молодецкой.
Садился тут Илья на добра коня, выезжал в раздолье чисто поле, на гору высокую, посмотреть на невежу-богатыря. Видит: ездит невежа по чисту полю, тешится, подкидывает палицу свинцовую под облака, левой ручкой её подхватывает, как пером лебединым ею поигрывает.
Говорил тут Илья Муромец своему добру коню:
— Ай же ты, конь богатырский, Бурушко мой косматый! Послужи ты мне верой-правдою, по-старому послужи, по-прежнему, не отдай ты меня в чистом поле татарину, чтоб не срубил мне татарин буйну голову.
Садился тут Илья на добра коня, подъезжал к невеже-богатырю, говорил таковы слова:
— Ай же ты, невежа-богатырь! Ты зачем мимо заставы проехал, не поздоровался, отчего не назвал своего имени-отчества, почему проезжал с насмешкою? Надо нам в чистом поле съехаться, удариться в палицы булатные, отведать силы молодецкой.
Поразъехались тут богатыри по чисту полю бескрайнему, съехались они в чистом поле на конях своих богатырских. Ударили в палицы булатные, били друг друга по груди не жалуя, со всей силы богатырской. Палицы у них в руках погнулися, маковки на палицах обломилися. Доспехи у них крепкие были, друг друга богатыри не ранили, не окровавили.
Остановили тут богатыри своих добрых коней, говорили меж собой таковы слова:
— Как отведать нам силушки молодецкой? Надо нам в чистом поле съехаться, да удариться в копья длинномерные.
Разъехались богатыри по чисту полю да съехались на конях своих богатырских, ударились в копья длинномерные. Ударились они, друг друга не жалуя, со всей силушки богатырской. Копья у них в руках прогибалися, маковки копейные отломалися, а доспехи-то на них крепкие были, не поранили они друг друга, не окровавили.
Остановили тут богатыри своих добрых коней, говорили промеж себя таковы слова:
— Как отведать нам силушки молодецкой? Надо нам в бою ближнем сходиться, в бою рукопашном.
Спустились они с коней на матушку сыру землю, пошли биться рукопашным боем. А невежа-богатырь догадлив был, обучен был биться об одной ручке. Подходил он к Илье Муромцу, подхватывал его на косо бедро, спускал на мать сыру землю, наступал ему на белу грудь. Брал невежа рогатину звериную, заносил он руку правую, заносил он её выше головы, опустить хочет ниже пояса.
А Илье-то в бою смерть не писана. Разгорелось тут сердце богатырское, раззудилось плечо молодецкое, махнул Илья правой рукой, сшиб невежу со своей белой груди. Вставал он скорёшенько на резвы ноженьки, хватал невежу на косо бедро, ронял его на сыру землю-матушку, наступал ему на белу грудь. Говорил Илья таковы слова:
— Ай же ты, невежа-богатырь! Ты скажи, какой литвы, какой орды ты? Как тебя звать по имени-отчеству?
Отвечал ему невежа-богатырь:
— Ай же ты, базыка стародревняя! Тебе ли надо мной насмехаться, коли стоишь ты у меня на белой груди. Кабы я стоял на твоей белой груди, не спрашивал бы твоего имени-отчества, пластал бы твои груди белые, решил бы тебя света белого.
Разгорелось тут у Ильи сердце резвое, поднимал он правую руку выше головы, опустить хочет ниже пояса, да спрашивает невежу в последний раз:
— Ай же ты, невежа-богатырь! Ты скажи, какой литвы, какой орды ты, какого отца, какой матушки?
Говорит тут невежа-богатырь:
— Ай же ты, базыка седатая, стародревняя! Из земли я пришёл из Тальянской, матушка моя честна вдова калачница. Она калачи пекла, да меня воспитывала, да вырастила до полного возраста. Когда стал я иметь в плечах силу великую, выбрала мне матушка добра коня, отпускала на святую Русь, искать родного батюшку, да родной земли-племени.
Тут старый казак Илья Муромец соскочил с невежиной белой груди, брал он его за ручки белые, брал за перстни злаченые, поднимал с матушки сырой земли. Ставил его на резвы ножки супротив себя, целовал в уста сахарные, говорил таковы слова:
— Ай же ты, мой любезный сын Сокольничек! Когда был я в земле Тальянской, служил я у короля тамошнего. Жил я у честной вдовы калачницы, да спал я с ней на кроватке тесовой, на перинке её пуховой, у самой её белой груди.
Понял тут Сокольник, что нашёл своего родного батюшку. Раскинули Илья с Сокольником шатёр белополотняный, раскладывали яства сахарные, разливали питья медвяные. Стали он, есть-пить, радоваться. Попили-поели, да спать завалились.
Илья-то спит, а Сокольник думу думает:
— Ездил я за славой на святую Русь, а получил-то бесчестие. Назвал старик мою матушку девкой гулящею, меня назвал сынком, в неправде прижитым.
Разгорелось тут сердце у Сокольника, брал он булатный нож-кинжалище, кидал он спящему Илье в белу грудь. Ударился нож в золотой крест нательный, Илью не окровил, не поранил. Проснулся Илья от звону кинжального, вскочил на ножки резвые, схватил он неверного Сокольника за жёлты кудри, да кинул он его пониже облака ходячего, повыше леса стоячего.
Упал Сокольник на матушку сыру землю, разбился на мелкие косточки, тут ему и конец пришёл.
* * *
Расстроился Илья, что сына своего убил, поехал в стольный Киев-град грехи замаливать. Встретил его Владимир-князь, вспомнил ссоры старые, да вдруг на Илью разобиделся. Про это последняя былина была дедова.
ЧИТАТЬ ОРИГИНАЛ БЫЛИНЫ " БОЙ ИЛЬИ МУРОМЦА С СЫНОМ"