Садко.
Мы рассмотрим высказывания только наиболее известных ученых. Ф. И. Буслаев сопоставлял золотую рыбку, которую вылавливал Садко, с кладом Нибелунгов и с карело-финским Сампо. Рыбка золотые перья, по его мнению, «соответствует кладу Нибелунгов, который прежде хранился в водопаде у карлика Андвари, жившего в воде в образе щуки; соответствует также и финскому Сампо, сокровищу быта охотников, моряков и земледельцев». Плавание на плоту и прибытие к морскому царю будто бы ведет свое начало из житий святых. Когда епископ Иоанн был посажен на плот и пущен по Волхову, то плот поплыл вверх по течению и приплыл к Юрьеву монастырю; «Так и Садко, с гуслями в руках, поплыл по волнам на дубовой доске и очутился в палатах морского царя Водяника». Мы не будем приводить других высказываний Буслаева: они столь же фантастичны. Так, он утверждает, что обручение Садко соответствует обряду обручения венецианских дожей с Адриатическим морем, при котором в воду бросалось обручальное кольцо, хотя на самом деле ничего даже отдаленно похожего в былине нет (Народная поэзия, стр. 24—27). Халанский также ищет источники нашей былины в таких житиях святых, где святые благодаря молитве спасаются от бури (Чудо Михаила Клопского, Чудо Исидора, юродивого ростовского и др. См. Великорусск. былины, стр. 69—74). А. Н. Веселовский ищет соответствий в западноевропейской литературе и находит их в старофранцузском романе о Тристане де Леонуа. Здесь некоего убийцу, носящего древнееврейское имя Садок, сбрасывают с корабля в море, так как корабль из-за его грехов остановился посреди моря. После этого корабль опять трогается, а убийца попадает на скалистый остров, где три года спасает свою душу у отшельника. К этому роману будто бы восходит и наша былина, но не непосредственно, а через древнейший, не дошедший до нас прототип его. Пускается в ход огромная эрудиция, чтобы доказать, что новгородская былина создалась в Западной Европе. Хотя сходство недостаточно, чтобы доказать заимствование, что вынужден признать и Веселовский, он все же пытается спасти свою концепцию висящим в воздухе «не дошедшим до нас прототипом» (Былина о Садко. — «Журн. мин. нар. просв.», 1886, № 12). Всев. Миллер, следуя методам исторической школы, ищет в Садко историческое лицо. Былинный Садко в некоторых вариантах кончает свои приключения тем, что выстраивает храм в честь Николы. Этот факт Всев. Миллер кладет в основу своих исследований. Прототип былинного Садко Миллер видит в лице упоминаемого в некоторых новгородских летописях купца Садко (Сотко), выстроившего храм Борису и Глебу. Таким образом, в лице Садко будто бы воспевается раскаявшийся купец, на старости пытающийся спасти свою душу тем, что он строит церковь. Правда, такое объяснение плохо вяжется с тем, что этот исторический купец спускается в подводное царство. По мнению Всев. Миллера это объясняется воздействием карело-финского эпоса. Садко — не кто иной, как Вейпемейнен, а слушающий его игру морской царь — финский Ахти, бог моря. По мнению Всев. Миллера, в морском царе нет ни одной русской черты. Приводя некоторые другие материалы (восточные сказки), Всев. Миллер приходит к выводу, что былина о Садко «не что иное, как бродячие сказочные мотивы, прикрепившиеся к историческому имени купца XII века» (К былинам о Садке. Очерки, т. I, стр. 283—304). Так глава исторической школы отрицает историчность этой новгородской былины. Миллеру возражал И. Мандельштам, доказавший, что Миллер попался впросак, приняв Леннротовские добавления в «Калевале» за подлинно народную мифологию. Аналогия, утверждаемая Миллером, полностью рушится (Садко — Вейнемейнен. — «Журн. мин. нар. просв.», 1898, февраль, стр. 328—338). Другой представитель исторической школы, А. В. Марков, так же как и Всев. Миллер, исходит из факта постройки в былине храма в честь Николы. Такой храм действительно был выстроен князем Мстиславом Георгием в 1113 году. На этом основании Марков полагает, что былина о Садко возникла в среде, близкой к церкви и духовенству (Поэзия великого Новгорода и ее остатки в северной России. Харьков, 1906). В советское время отождествление исторического купца Садко с былинным повторил А. Н. Робинсон (ИКДР, II, стр. 154). Эту же точку зрения высказал Д. С. Лихачев (РНПТ, I, стр. 230). «Сатко летописи и Садко былины — одно и то же лицо». В постройке церкви заключается «первоначальное зерно былины», хотя Садко и «отнюдь не купец». А. А. Кайев утверждает, что в былине о Садко будто бы «прежде всего выражена мечта о чудесном богатстве» (Русск. литер., стр. 127).